Том 5. Рассказы и пьесы 1914-1915 - Страница 168

168

Чигорин Михаил Иванович (1850–1908) — основоположник русской шахматной школы, организатор и победитель первых трех всероссийских чемпионатов (в 1899-м, 1900-1901-м, 1903 годах), участник ряда международных шахматных турниров.

Ласкер Эммануил (1868–1941) — выдающийся немецкий шахматист; в 1894 г. выиграл матч на первенство мира у американского шахматиста В. Стейница и в течение 27 лет сохранял за собой звание чемпиона мира, уступив его лишь в 1921 г. кубинскому шахматисту X. Р. Капабланке.

2. Король, закон и свобода

Впервые — отдельное (гектографическое) издание журнала «Театр и искусство» (1914). В том же году пьеса вышла отдельным изданием журнала «Отечество». Отрывок из драмы (картина четвертая) был опубликован в «Биржевых ведомостях» (1914, 20 окт., № 14444). Вошла в кн.: Отражения. Около войны. Литературный альманах. М., Мысль, 1915. Печатается по СС, т. 16.

Пьеса написана под влиянием реальных событий начала первой мировой войны — захвата кайзеровской Германией Бельгии. Бельгия стала одной из самых первых жертв войск императора Вильгельма. Германия начала военные действия против нее уже 4 августа (22 июля) 1914 г., вероломно нарушив договор о нейтралитете, гарантированном Бельгии рядом держав. Наступление было стремительным: уже 20 августа был взят Брюссель, а к 21 августа немцы вышли к границам Франции.

Андреев был потрясен этими событиями и написал о поверженной Бельгии несколько публицистических статей: «Бельгийцам», «Бельгия (монолог)», «О Бельгии» (Андреев Л. Н. В сей грозный час, с. 43–52).

Уже 27 августа 1914 г. он пишет Немировичу-Данченко о своем новом драматическом замысле: «Подумайте: хочу писать военную пьесу, самую настоящую из теперешней войны. Герои — по секрету! — Метерлинк, король, Вандервельде и прочее. Конечно, отнюдь не патриотический моветон, а нечто вроде „драматической летописи войны“, немного в формах „Царя Голода“, а главное в настроениях. Долго колебался, прежде чем решиться, но факт тот, что быть иносказательным как-то стыдно, и нет ни спокойствия, ни отвлечения для чисто художественной работы. Буду уж прямо жарить. Конечно, настоящее не может быть материалом для чисто художественной вещи, но мне кажется, что, взяв Бельгию, я дам то необходимое расстояние, которое должно отделить сцену от зрителя» (Письма, с. 254).

В письме к И. А. Белоусову от 28 октября 1914 г. он сознавался, что плакал, когда писал эту пьесу (см.: ЛН, с. 547). Характерно, что в одном из интервью он подчеркивал свое глубоко личностное отношение к теме, как бы предупреждая этим упреки критики в публицистической «торопливости», в стремлении угодить злобе дня: «Поскольку пьеса моя лирична (курсив мой. — М.К.), постольку для нее не было нужды ни в исторической перспективе, ни в долгом вынашивании…» (Кручинин Н. Леонид Андреев о своей пьесе. — Биржевые ведомости, 1915, 25 янв., утр. вып., № 14632).

Пьеса «Король, закон и свобода» была поставлена в Московском драматическом театре режиссерами А. А. Саниным и И. Ф. Шмидтом (премьера — 23 октября 1914 г.), а в Александрийском театре — А. Н. Лавреневым (премьера — 19 декабря 1914 г.). По поводу последней постановки Андреев сообщал в письме к С. С. Голоушеву в январе 1915 г.: «Я только нынче из Петрограда, где… присутствовал в театрах, в одном из коих видел и андреевского „Короля“. Что с ним сделали, Боже ты мой!» (Реквием, с. 100).

Критикой новое произведение Андреева-драматурга было принято в основном отрицательно. Наиболее утвердившееся мнение выразил в своей рецензии С. Адрианов, подчеркнувший ходульность и чрезмерный пафос пьесы, в которой «протоколизм телеграмм с театра войны переплелся, не сливаясь органически, с фантастическим художественным вымыслом» (Вестник Европы, 1915, № 4, с. 333). С ним был солидарен В. Л. Львов-Рогачевский, выразивший свое отношение к «Королю…» в самом названии своей рецензии — «Не те слова» (Северный голос, 1915, 21 февр., № 4, с. 2). Н. Эфрос назвал ее «драматизированной корреспонденцией, только без ее правдивости» (Русские ведомости, 1914, 24 окт., № 245, с. 6).

Однако непосредственные отклики на первую постановку андреевской пьесы содержат иные оценки, говорящие о горячем приеме ее публикой, которую глубоко задевал именно ее страстный публицистический характер. Так, Ю. Соболев, говоря об особом складе таланта писателя, который «впитывает с болезненной яркостью все переживания современности» и который не мог не отозваться «со всей болью, со всем отчаянием страдающего человека» на события в Бельгии, замечает, что новая его пьеса «не останется „на завтра“… Ибо это не пьеса, а только ряд картин. Одни из них волнуют чрезвычайно, другие — кажутся бледным сколком действительности. Но пьеса будет иметь успех. Она находит живой и яркий отклик в душе зрителей. И трепетное волнение охватывает их с первой фразы о том, что „немцы вошли в Бельгию“» (Рампа и жизнь, 1914, 26 окт., № 43, с. 3–4). Одно из наблюдений рецензента свидетельствует о том, что вся постановка была направлена на «узнаваемость» реалий, из которых основывался «Король…», например, исполнявший роль графа Клермона (под именем которого к Грелье приезжает сам бельгийский король) И. Мозжухин был мастерски загримирован под Альберта I.

В обстоятельном разборе пьесы Шах-Эддином (О. Форш) главным также оказывается упрек в «торопливости» Андреева: «…уже одна затея кристаллизовать действие, находясь фактически еще в „истории“, лишает пьесу глубины и перспективы и вульгаризирует ее до кинематографичности» (Шах-Эддин. О новой пьесе Л. Андреева. — Современник, 1914, дек., с. 255). Критик подробно разбирает каждого из первостепенных персонажей пьесы (садовника Франсуа, девушку из Лонуа, Жанну и Пьера Грелье, графа Клермона) и приходит к выводу о нежизненности, искусственности этих фигур. Отдельно останавливаясь на главном герое — писателе Эмиле Грелье, она сопоставляет этот образ с его прототипом — известным бельгийским писателем Морисом Метерлинком, так как подобное сравнение, по ее мнению, с наибольшей очевидностью показывает несостоятельность самого замысла Андреева — выразить в художественном образе «неотстоявшийся» исторический эпизод. Андреевский герой оказывается тенью Метерлинка, которая «тянется за ним следом в уродливом или смешном очертании», весь обширный диапазон автора «Le trêsor de humbles» («Сокровище смиренных», книга эссе Метерлинка, 1896. — М.К.) «Л. Андреев свел к прямолинейности своего героя „Тьмы“… А было бы ценно, если бы Л. Андреев раскрыл нам в лице своего героя, какую роль играет мировоззрение, философия и мистика, когда судьба ставит перед человеком свое решительное испытание, заставляя его, как Эмиля Грелье, взять на свою совесть разрушение плотин?» (там же, с. 256–257).

168