Жанна (уходя за ширмы). Какой ты глупый, Морис. (За ширмой.) Осторожнее, осторожнее, ну — так! Не торопись, осторожнее.
Морис (за ширмой). Ты мне здесь заколи, как вчера. Так очень удобно.
Жанна (за ширмой). Ну, конечно. Погоди, потом поцелуешь… Ну? Так.
Морис выходит, правая рука у него на перевязи. Подходит к отцу и сперва целует его руку, потом, по его знаку глазами, целует в губы.
Эмиль Грелье. Здравствуй, здравствуй, мой миленький.
Морис (оглядываясь на ширмы, где мать убирает постель). Папа, посмотри.
Вынимает руку из повязки и быстро выпрямляет ее. Потом так же быстро прячет обратно. Эмиль Грелье слегка грозит ему пальцем. Жанна отставляет ширмы, за которыми уже убранная постель.
Жанна. Ну вот, готово. Пойдем, Морис, в ванную, я тебя умою.
Морис. Ни за что! Я сегодня сам. Я вчера вечером уже сам умывался левой рукой, и превосходно. (Подходя к раскрытому окну.) Какая гадость, однако! Эти негодяи совсем испортили день. А все-таки тепло и пахнет цветами. Нет, хорошо. Папа, очень хорошо!
Эмиль Грелье. Да. Приятно.
Морис. Ну, я пойду.
Жанна. Зубы почисти, ты вчера этого не сделал, Морис.
Морис (ворчит). Ну, стоит сейчас! — Хорошо, хорошо, я сделаю. (От двери.) Папа, а знаешь: сегодня будут хорошие вести, я это чувствую.
Слышно, как он звонким голосом кричит: Сильвина!
Эмиль Грелье. Мне легче, Жанна. Совсем легче. Кто-нибудь поливает цветы?
Жанна. Да, насколько возможно. Сейчас я дам тебе кофе… ты сегодня много лучше выглядишь, много лучше!
Эмиль Грелье. Это что?
Жанна. Одеколон с водой, я вытру лицо, и тебе станет свежее. Вот так, вот и снова у меня маленькие дети, которых надо мыть, вот и снова… Видишь, как приятно?
Эмиль Грелье. Да. Что он говорит про хорошие вести?
Жанна. Это он так, он очень счастлив, оттого что он герой!
Эмиль Грелье. Ты знаешь что-нибудь новое?
Жанна (неопределенно). Нового ничего — что же может быть нового?
Эмиль Грелье. Говори. Ты была решительнее, Жанна. Говори, дорогая.
Жанна. Разве решительнее? Может быть… Это я ночью привыкла с вами говорить тихо. Но, как тебе сказать это. Эмиль… они идут…
Эмиль Грелье. Идут?
Жанна. Да. Ты же знаешь, сколько их и сколько нас. Ты не волнуйся, но сегодня нам, вероятно, придется уехать в Антверпен.
Эмиль Грелье. Они близко?
Жанна. Да, недалеко. Очень близко. (Напевает.) Le roi, la bai, la libertê… Очень близко. Я тебе еще не сказала, что вчера король справлялся о твоем здоровья. Я ответила, что тебе лучше и что ты можешь сегодня поехать.
Эмиль Грелье. Да, конечно, могу. А что он говорил о тех?..
Жанна. Что говорит король? (Напевает то же.) Что их слишком много.
Эмиль Грелье. А еще? А еще, Жанна?
Жанна. А еще? А еще, Эмиль, что есть Бог и справедливость. Так мне послышалось, Эмиль: есть еще Бог и справедливость. Не правда ли, какие старые слова, Эмиль? — но так хорошо, что они еще существуют.
Молчание.
Эмиль Грелье. Да, ты днем другая. Откуда у тебя столько силы, Жанна?
Жанна. Откуда?
Эмиль Грелье. Да. Я все смотрю на твои волосы: отчего они не белеют?
Жанна. Я их крашу ночью, Эмиль. — Сейчас я принесу еще цветов. Теперь у тебя совсем уютно. Да, я еще не сказала: сегодня кто-то будет у тебя. Министр Лагард и с ним кто-то, кто зовется граф Клермон.
Эмиль Грелье. Граф Клермон? Я не знаю.
Жанна. Так и нужно, чтобы ты не знал. Это просто называется граф Клермон, граф Клермон… это хорошее имя для очень хорошего человека.
Эмиль Грелье. Я знаю одного очень хорошего человека в Бельгии…
Жанна. Тсс! Ты ничего не должен знать. Ты должен только запомнить: граф Клермон. Им необходимо о чем-то очень важном переговорить с тобой, я так думаю. И тебе пришлют автомобиль, чтобы ехать в Антверпен…
Эмиль Грелье (улыбаясь). Граф Клермон?
Жанна (так же). Да. Тебя все очень любят, Эмиль, но если бы я была король, я прислала бы тебе аэроплан. (Закидывая руки с печалью, которую тщетно старается подавить.) Ах, так хорошо теперь подняться над землей и полететь… и долго, долго, долго лететь! Входит Морис.
Морис. Вот я и готов, почистил зубы и был даже в саду. Я немного, немного, мама! Но почему я раньше не замечал, что у нас такой красивый сад? Папа, наш сад удивительно красив!
Жанна. Сейчас будет кофе. Если он станет мешать тебе болтовней, Эмиль, позови меня.
Морис. О! Я не думал, прости, папа! Я не буду!
Эмиль Грелье. Говори, говори. Мне совсем лучше, почти хорошо.
Жанна. Но тебе надо беречь силы, не забудь, Эмиль.
Выходит.
Морис (скромно садясь у окна). Может быть, мне действительно помолчать, папа?
Эмиль Грелье (слабо улыбаясь). А ты это можешь?
Морис (краснея). Нет, папа, сейчас не могу. Я, вероятно, кажусь тебе еще очень молодым, папа?
Эмиль Грелье. А ты как думаешь сам?
Морис (снова краснея). Да, это правда. Но все же отдай мне справедливость: я уже не так молод, как три недели назад. Да, всего только три недели… Помню набат на нашей церкви, помню, как я тормошил Франсуа… как странно, что Франсуа пропал без вести. Что это значит: человек пропал без вести?.. Вдруг пропал без вести! Прежде все так видно было на земле,
Эмиль Грелье. Да.
Морис. Папа! Почему таких вешают, как Франсуа! Это жестоко и глупо… извини, что я так резко говорю. Но разве старый должен меньше любить свою землю, чем я, например? Старые любят еще больше, и пусть всякий дерется как умеет. Я не утомлю тебя, папа? К нам пришел один такой, совсем дряхлый, просил патронов — ну пусть повесят и меня: я ему дал. Некоторые из нашего полка над ним шутили, но он сказал: если только одна прусская пуля попадет в меня, то значит, у пруссаков будет на пулю меньше. Мне это понравилось, папа,